20 тысяч рублей должен выплатить 70-летний литовец Станисловас Улинскас (на фото справа). К такому административному наказанию его привлекло Минприроды Пермского края. В августе Станисловас вместе с другими литовцами участвовал в экспедиции «Мемориала» (признано в РФ иностранным агентом) в Кудымкарском районе по благоустройству польско-литовского кладбища. “Без сохранения прошлого, нет и будущего”, – объясняет свое участие в поездке в России он. Но обо всем по порядку…
– Почему вам близка тема увековечивания жертв политических репрессий?
– Я родился 18 января 1949 года в Якутской области. Моих родителей с моими дедами депортировали из Литвы 14 июля 1941 года. По словам отца, это было так: около четырех часов утра он возвращался с пастбища, куда отвел скотину. Ему тогда шел 13-ый год. Мой дед имел около 70 га земли. Когда отец вошел в усадьбу, увидел полуторку [грузовой автомобиль ГАЗ-АА], офицера, двух солдат с винтовками и двух местных литовцев. Деду объяснили, что их выселяют на месяц из-за маневров, и велели взять с собой продуктов и вещей на месяц. Это было вранье.
– Вашу семью депортировали в Сибирь?
– Да. Причем их [членов семьи] разделили. В начальной станции моих дедов забрали от семьи и выслали в лагеря в Красноярский край. Дед со стороны отца умер от истощения в декабре 1941 года. Со стороны матери не ясно. Оперативных данных в деле нет.
Остальных сперва отправили в Алтайский край. По пути умер мой прадед, потом тетя моего отца, так как не хватало еды. В августе 1942 года их отправили в Якутию. Там они все работали на лесоповале и формировали платы – в четыре ряда соединяли деревья.
Лишь мой отец до 16 лет работал конюхом. Он ведь вырос в поместье, разбирался в лошадях. В конном дворе было около 75 лошадей. И он знал у каждой характер и темперамент. Ему нетрудно было распределить лошадей людям.
Мама вспоминала: «Пилим лес. Пролетает самолет, а в мыслях одно – выбросили бы хлеб». Американские самолеты летели из Аляски и приземлялись в Олёкминске. Там заправлялись и возвращались на Аляску, а советские самолеты летели на фронт. Из воспоминаний отца: «Если бы не было ленд-лиза [продовольственного снабжение из США], мы бы перемёрли».
Когда я родился, мы уже не голодали. Держали двух свиней, имели одну корову на две семьи, сажали картошку, имели приусадебный участок. Мой отец работал на лесовозе с напарником. Помню морозы за 50 градусов. Когда родилась моя сестра, было 56 градусов мороза.
– Когда вернулись в Литву?
– В Литву вернулись в 1959 году. Но нас не хотели регистрировать. Отца таскали полгода. Оказалось, что было неофициальное указание – в Литве ссыльных не регистрировать.
– Что вам родители рассказывали о случившемся, когда вы выросли?
– В Сибири не обсуждали, да и потом мало говорили… Боялись. Особенно мать боялась людей в погонах. Пока был жив Сталин, они каждый месяц должны были ходить в НКВД и отмечаться как какие-нибудь преступники. Отец позже показывал эту справку и называл её конской справкой.
– Как вы оказались в экспедиции “Мемориала” в Кудымкарском районе?
– Мой сын Владас хотел поехать с «Миссией Сибирь» [инициатива молодежных организаций, которую поддерживает литовское Министерство иностранных дел, по восстановлению старых литовских кладбищ в Сибири], но не попал.
Потом он познакомился с Генюсом [Генюс Балюкевичус родился в поселке Галяшор Кудымкарского района, куда в 40-ые годы депортировали его семью], и они задумали в 2015 году поехать в Галяшор. Даже приобрели визы. Но получили ответ от Симоновой [Галина Симонова была заместителем главы администрации Кудымкарского района], что надо предоставить документы о том, что в Галяшоре не захоронены криминальные элементы.
После этого и я включился, пошел архив и получили копии реабилитации этих людей. Я решил помочь Генюсу, потому что он хотел поехать на кладбище, где похоронены его родственники, но ему не хватило навыков по оформлению процедур: визы, страхование, переписка с властями и т. п.
– Как расцениваете то, что произошло во время экспедиции: приезд полицейских, допрос до двух часов ночи, возбуждение уголовных дел?
– Когда шли допросы, страх уже ушел… Самое трудное – не знаешь, как вести себя, ведь с твоей стороны нет никаких правонарушений. Там [на кладбище в Галяшоре] захоронены люди, есть кладбище. За кладбищами в цивилизованных странах присматривают. Сейчас мы будем обращаться в разные инстанции, чтобы обжаловать постановление.
Редакция “ПН” будет следить за развитием событий.
