Последние 15 лет своей жизни Сергей Сенькин живёт в вымирающей деревне Сидорово Кудымкарского района с «бабушкой». Так ласково он называет свою жену Нину, официально с которой он расписался, когда ему было 50 лет. Своих родных — маму, папу, бабушек — Сергей не знает. У него есть два сына, но они не общаются. Он вырос в детдоме и 45 лет ищет родственников. Он делал запросы и писал письма в архивы, в полицию, в передачу «Жди меня». Свою историю Сергей рассказал Яне Яновской.
Высокий статный мужчина, одетый в добротную кожаную куртку на меху, сняв шапку, присаживается на стул. Ему 65 лет. В молодости он был красивым — прямой нос, классические черты лица не портят морщинки, открытый и доброжелательный взгляд серо-голубых глаз, говорит спокойно и негромко. По его виду никак не скажешь, что он не раз сидел в тюрьме.
— Имя мамы я нашёл, Сенькина Елизавета Арсентьевна, 1933-1935 года рождения, — плачет мужчина беззвучно, не вздрагивая, не сбивая дыхания, он широкой мужской ладонью с крупными пальцами вытирает со щёк льющиеся из глаз слёзы. — Мне сказали, что в 2005 она умерла. Ну может у неё братья-сёстры были, может кого-то она ещё после меня родила, и у меня есть братья или сёстры. Она же меня в 23 года родила, может если и родила потом, никто и не знает, вот поэтому меня и не ищет. Может дети у них есть, хоть кого-то бы чтобы родственников найти. Я как с армии пришёл, 20 лет ищу, может хоть вы мне поможете? Знаю, что в Перми Сенькины точно есть! Может кто найдутся.
Детство Младенцем Серёжа Сенькин попал в дом малютки в Усолье. Оставила ли его мама в роддоме, или ещё в месячном возрасте сама отнесла в детский приют, он не знает. Да и саму жизнь в доме ребёнка не помнит совсем. Его первое воспоминание детства — как он вместе с другими детдомовцами на речном трамвайчике по реке плывёт в Оханск. Шести-семилетних детей везут в школу-интернат на учёбу. Учился в школе он так себе. Не то чтобы учёба не давалась, а для обеспечения нужд интерната надо было работать. Заготавливать и колоть дрова, чтобы топить печку, летом сенокосить.
— Я с третьего класса на лошади работал, хлеб развозил, — рассказывает он про своё детство. — Воду тоже я возил, продукты. Туалеты на улице были. Дошколят в баню возил, в сани посажу, зимой шубой укрою, чтоб не мёрзли. Мало я учился. Я всегда был сытым тогда. Привезу в интернат хлебушек на кухню, покушаю. Когда семь классов закончил — сам попросился, чтобы на вольные хлеба меня отпустили.
До армии Сергей выучился на каменщика. По призыву ушёл на срочную службу в Казахстан.
— Стройбат, конечно, у меня же специальность — каменщик, — рассказывая про армию, Сергей перестаёт беззвучно плакать. — Я там работал. И каменщиком, и сантехником по вечерам, слесарить научился.
Деньги, алкоголь, измена Из армии Сергей приехал богатым. По тем временам в кармане было 2,5 тысячи рублей — огромные деньги. Как жить, чем заниматься и куда пойти, не знал.
— Вышел я на Перми второй, и не знаю, куда идти, куда ветер дует.
Ноги сами принесли дембеля в общежитие, где он жил до армии во время учёбы. Жильцы общаги были рады богатому и щедрому молодому человеку.
— Повёл себя плохо, пил много. Желающих много было, — не скрывает Сергей. — Не было никого, чтоб подсказать, как жить. Вообще удивляюсь, как я окончательно не спился.
Не скрывает Сергей и то, что алкоголь исковеркал его жизнь. Когда вроде бы жизнь наладилась — работал на тепловозе, женился, родился сын — случилась беда.
— Тогда в ночь на тепловозе работал, а дом рядышком, у железной дороги — метров 200, зайду, думаю, — рассказывает Сергей. — Зашёл, и всё. Она там с другим. Пил я потом крепко. Сыну хотел что-то объяснить, но он за мать, конечно. Я 18 лет алименты платил, и даже и не общаемся, говорить со мной не хочет.
Тюрьма Вскоре Сергей попал в тюрьму. Его обвинили в поджоге дома, где жила его жена. Пожар возник в пристрое, он сгорел вместе с находившейся там свиньёй. Огонь перекинулся на дом, дом обгорел, но уцелел, из людей никто не пострадал. В поджоге обвинили Сергея, нашли возле него, пьяного, канистру.
— Ничего не могу я сказать, — опуская голову, признаётся мужчина. — Я пьяный был, не мог я поджечь, свалили на меня. Сомнения есть, но как я могу отрицать? Пил сильно тогда я с горя. В душе остаётся сомнение, что меня подставили. Первое время я ещё упирался, а потом подумал, да и пусть, судите, в тюрьме хоть кормят три раза, и взял всё на себя.
Снова тюрьма За поджог дома Сергею дали шесть лет тюрьмы.
— Я не в обиде, хорошо там поработал, на два года раньше отпустили.
С зоны его перевели на поселение, где он сошёлся со второй женой. Прожили 14 лет, родили сына, и снова год тюрьмы — на этот раз за нанесение побоев.
— Не бил я её. Пил — да, крепко, много, но не бил, — Сергей смотрит прямо и открыто. — Пил много, ничего не говорю тоже, но не бил. Соседка сверху мне сказала — беги от неё, она посадит тебя, ты не первый.
Цыгане и надежда После второй отсидки Сергей вновь не знал куда податься. Квартиру, полагающуюся ему как сироте, он получить не смог. Когда обратился в соцзащиту, было уже поздно — возраст не тот, претендовать на сиротскую квартиру можно было до 23 лет.
— На Перми второй жил, бутылки собирал, у церкви стоял, год, наверное, милиция гоняла, тяжело вспоминать всё, — рассказывает Сергей и говорит, что тогда на вокзале его подобрали цыгане. — Мне потом продавец в магазине сказала, чтоб я ушёл от цыган, если жить хочу. Цыгане воровали и торговали наркотиками.
Эта же продавец рассказала, что неподалёку живёт семья с фамилией Сенькины. Сергей загорелся, что, может, найдёт своих родственников.
— Девочка-школьница рассказала, что они приехали в Пермь с Сясьстройского района Ленинградской области, — глаза Сергея загораются надеждой. — А мне свидетельство выдали, что мама моя жила там. В Сясьстройком районе Ленинградской области. Почему так, не знаю. Может уехала, когда меня родила, может что.
Узнать много от школьницы Сергей не мог, а с родителями девочки встретиться постеснялся. Кто он? Бомж. Живёт у цыган.
Сейчас 65-летний Сергей Иванович Сенькин живёт сейчас в деревне Сидорово, возле села Ленинск. С 2008 года он не пьёт, завязал. У него хватило силы воли уйти от цыган, встретить женщину, «намыкались мы оба, жизнь помотала», с которой он живёт шестнадцатый год.
— Какая любовь? Живём и всё, — улыбается мужчина. — Сообща, вдвоём легче, на путь истинный и себя, и её наставил. Как расписались в Карагае, я сказал — ты ни капли, я ни капли — табу!
Во время регистрации брака Сергею было 50 лет. Молодожёны работали на ферме в Карагае, жили в здании колхоза — ночевали на матрасе в Красном уголке. Не дождавшись обещанного колхозом «хоть маленького своего закуточка», уехали. Сначала жили в Усть-Берёзовке Юрлинского района, где Сергей работал на пилораме, потом уехали в Кудымкарский район.
— Живём в съёмном доме, сейчас дома всё есть. Хорошо живём. Не ругаемся. Я намыкался, она тоже. Она пенсию получает, я получаю — тяжеловато, но тянемся. На хлебушко хватает. Огород садим. Курей держим, мотоблок я купил. Нормально живём.
Сергей сам не знает, почему сейчас, когда уже всё в жизни хорошо, он плачет. Не знает, зачем и родственников найти хочет.
— Хоть поговорил по душам. Вспоминать тяжело, тяжко. Жизнь зря прожил, получается. Одну семью потерял, вторую потерял. Вот хоть рассказал вам, и всё, забыть уже надо. Не вспоминать больше.
Если вы знаете кого-то из возможных родственников Сергея Ивановича Сенькина, 1957 года рождения, мама — Елизавета Арсентьевна Сенькина, 1933-1935 года рождения, проживала в Сясьстройском районе Ленинградской области, просьба связаться с редакцией «ПН».
