В сентябре 2013 года у Ярослава началась рвота. Только поест, его сразу тошнит и рвет. Мальчик быстро уставал, по несколько раз в день сам ложился на кровать и засыпал. Ему стали неинтересны игрушки и любимые мультики.
– Он как заболел, почти перестал разговаривать. Речь стала заторможенной. Раньше еще что-то начинал говорить, потом только некоторые слова: папа, мама, тетя, – вспоминает мама Ярослава Надежда Мехоношина.
Сначала Ярослава лечили от разных болезней. Врачи думали, что у ребенка менингит. Чтобы диагноз подтвердить – взяли пункцию. Болезнь не подтвердилась, и тогда стали лечить кишечник. Неделю Ярик лежал в окружной больнице, пил таблетки, терпел больные уколы. Молча. Без слез. После выписки из больницы мальчику лучше не стало. Через неделю с рвотой его опять положили в больницу. Врачи повторно сделали пункцию – менингит подтвердился. Назначили капельницы, от которых, по словам Надежды, Ярика буквально скукоживало:
– У него голова стала сильно болеть. Он врачей боится, и в больнице никогда не плачет. Терпит боль. Когда ставили ему капельницы, он просто кричал, орал диким голосом, ни разу не слышала такого детского крика. Врачи проверили голову и поставили диагноз: опухоль черепа левого полушария мозжечка и четвертого желудочка. Я была в шоке… – рассказывает мама Ярика Надежда Ивановна. – Это такое состояние, словами не описать. Земля буквально из-под ног ушла.
И это было только началом мучений и борьбы за жизнь ребенка. Ярослава прооперировали в Тюмени 11 октября 2013 года. Опухоль удалили, сделали шунтирование артерий головного мозга. Это хирургическая операция, направленная на восстановление кровотока в сосудах головного мозга. Сосуд, не участвующий в кровоснабжении мозга, соединяется с артерией, располагающейся на его поверхности.
После операций Ярослав, как новорожденный ребенок, заново учился всему. Учился есть, сидеть, ходить, говорить. И все это в пермской больнице, где ему делали химиотерапию, чтобы опухоль не выросла снова.
– Нам надо было лучи делать, – спокойно, уже без эмоций и истерик говорит мама Ярика. – Я сколько просила, умоляла, чтоб нам не химиотерапию назначили, а лучи сразу. Потому что я разговаривала с другими, у кого такое же заболевание, и знала, что тут надо лучи делать. Но мне отказали. Врачи сказали, что все нормально, необходимости нет.
Лучевая терапия – это облучение пучком энергии раковых клеток. Такой направленный пучок убивает раковые клетки в определенной области, нанося малый вред окружающим тканям. Поэтому лучевую терапию, как правило, считают местным лечением. Химиотерапия, в отличие от лучевой, воздействует на весь организм пациента, а не на его часть. Химпрепараты вводят непосредственно в кровь, и они разносятся по всему телу. Химиотерапевтическое лечение оказывает сильное воздействие на организм человека, в том числе и на его здоровые органы и ткани.
В декабре прошлого года обследование в Питере показало, что опухоль у мальчика выросла снова. Снова нужна операция. На этот раз уже в Москве в институте Бурденко. В краевом Минздраве сказали, что квоты есть, но в Москве ребенка на операцию не берут, и надо ждать. Сколько ждать – непонятно.
– Я не знаю, что делать, я боюсь, что новогодние праздники мы вообще не переживем, – мама Ярика смотрит в пол, сидя у нас в редакции.
Мама молчит. На календаре 25 декабря 2014 года. Я сама тоже не знаю, что делать, и тоже молчу. Я никого не знаю ни в краевом Минздраве, ни в российском. И в институте Бурденко никого не знаю. Единственный человек в Москве, которому я могу позвонить и надеюсь, что он сможет хоть чем-то помочь – это журналист Мария Эйсмонт. И я звоню.
Для больных людей выходные и праздничные дни всегда самые страшные. В больницах есть только дежурные врачи, плановые операции не делают, и больные боятся, что не доживут до рабочих дней. Мария Эйсмонт подключила своих московских друзей, фонд «Подари жизнь», друзья Марии подключили своих друзей, и уже 30 декабря стало известно, что квоту дают и Ярослава берут на операцию в институт Бурденко после 15 января. Оставалось лишь молиться, верить и надеяться, что Ярик до этого времени не умрет. Во время новогодних праздников голова у него болела так, что он рвал на себе волосы.
– Мы очень удачно успели приехать вовремя, – говорит мама мальчика Надежда Мехоношина. – В пятницу (16 января – прим. автора) он еще нормально себя чувствовал, в субботу более менее, а в воскресенье ему совсем поплохело. Жидкость из головы ему несколько раз выкачивали. Если бы мы не там в больнице в этот момент были, он бы даже до понедельника не дожил. Потеряли бы мы его уже.
Плановая операция Ярославу была назначена на 21 января. Но из-за ухудшения состояния его прооперировали на день раньше. Удалили опухоль и один метастаз. 29 января сделали шунтирование. Чтобы опухоль не выросла снова, назначили лучевую терапию.
– У него было направление в больницу с рекомендацией начать облучение 10 февраля, была договоренность с лечащим врачом, была региональная квота, но в больнице не было свободных мест. «Ни на этой неделе, ни на следующей свободных коек не будет», — говорили маме мальчика еще вечером 17 февраля. Мать опасалась рецидива — опухоль в любой момент может начать расти. И мы поднимаем шум, потому что мы знаем: только шум может помочь, – пишет в газете «Ведомости» Мария Эйсмонт.
О том, что Ярославу срочно нужно сделать лучевую терапию узнали и уполномоченный по правам человека в России Элла Памфилова, и уполномоченный по правам ребенка Павел Астахов, и вице-премьер Ольга Голодец.
– Позавчера (17 февраля – прим. автора) нам сообщили, что с последнего места в очереди на госпитализацию мальчик и его мама передвинулись на первое. И мы радуемся и стараемся не думать о тех детях, которые были на первом месте, но теперь отодвинулись ближе к концу списка. В больнице объясняют: большая очередь, коек в два раза меньше, чем ожидающих, – пишет в «Ведомостях» Мария Эйсмонт. – Я не знаю, чья рекомендация в итоге сработала. Но я точно знаю, что у подавляющего большинства населения нашей страны таких связей и возможностей нет.
Только в Кудымкаре по данным детской городской поликлиники, на учете стоят 5 детей со злокачественными новообразованиями. По данным доклада академика РАН и РАМН Михаила Давыдова и доктора биологических наук Евгении Аксель, на конец 2012 года на учете в онкологических учреждениях России состояло 14 858 детей, у которых злокачественные новообразования.
– Не у каждого есть связи, не каждый может требовать, настаивать, – говорит предприниматель Александр Желудков, который второй год помогает Ярославу. – Понимаем, что больных детей много. Я не могу спокойно смотреть на эти вещи, связанные с детьми. Если мест не хватает, это значит только одно – надо открывать новые отделения, новые места. Давить на власть и пробивать, чтобы детей лечили. Кто, как не взрослые, могут помочь? Слава Богу, что нашлись люди, и вместе мы смогли помочь Ярику. Но надо не одному ребенку помогать, а всем, кому это нужно.
23 февраля у Ярослава был день рождения. В больнице, с тортом и подарками. Мама с гордостью говорит, что «мы уже умеем ходить, рукой правой работать, еще не очень хорошо, но уже можем». Сказать словами “мне пять лет” Ярик пока не может. Он просто поднимает руку и показывает пять пальцев. Врачи объясняют, что после облучения опухоль точно не вырастет года два-три. Дальше прогнозов нет. Быть может, что опухоль больше никогда не вырастет, но может быть и рецидив.
– Сейчас все нормально, он ведет себя как обычный ребенок. Машинкой играет, на планшете. Очень любит трубочки вафельные, – рассказывает мама.
Мария Эйсмонт говорит, что Ярика спас блат. Тот самый блат, которого нет у подавляющего большинства детей в России:
– То, что Ярик лег в больницу, значит, что какой-то другой ребенок, мальчик или девочка, может быть даже еще более тяжелые – туда не легли. В этом самый ужас. В России, которая на каждом углу кричит, что она великая держава и встала с колен, нужны нечеловеческие усилия, чтобы вовремя госпитализировать одного больного ребенка.
«Мы хотим, чтобы дети были предметом любования и восхищения, а не предметом скорби! Детский рак излечим. Это опасное, тяжелое, но излечимое заболевание. Каждый год в России около пяти тысяч детей заболевают раком. Но мы больше не боимся думать об этих детях. Мы знаем, что им можно помочь. Мы знаем, как им помочь. Мы обязательно постараемся помочь им». Дина Корзун, Чулпан Хаматова, основатели фонда «Подари жизнь».
