На скамейке, рядом с Ларисой Полуяновой, стоит портрет. Светловолосая, с завитушками, девочка в красном платьишке улыбается, широко открыв рот, и тянет вперед ручки.
– Вы футболочку-то взяли? – шепчет на ухо своей свекрови, бабушке Полины, Лариса Полуянова.
– Да, да, взяла, – отвечает бабушка Маргарита Николаевна.
– Какую футболочку? – спрашиваю я.
– У Полюшки.
– Это в которой она была, когда умерла?
– Нет. Нам же из вещей, из ее одежды ничего не отдали, – говорит бабушка Полины. – Просто ту, которую она носила.
– А зачем?
– Чтоб помогала.
Лариса рассказывает, что в ее снах Полюшка всегда улыбается. Она счастливая и довольная:
– Я к ней руки тяну, говорю, иди ко мне, дай я хоть на ручки тебя возьму, а она мне говорит: «Нет, мама, ты что, нельзя меня на ручки брать!».
Выступая в суде, Лариса не раз останавливается. Плачет навзрыд, тяжело дышит, закрывает лицо руками и вздрагивает всем телом:
– Я закричала, когда она потеряла сознание. Я умоляла: «Ну выйдите хоть кто-нибудь, пожалуйста, скажите мне, что с моим ребенком». Никто не вышел.
Адвокат обвиняемой – заведующей инфекционным отделением Коми-Пермяцкой окружной больницы Виктории Носковой – Дмитрий Мартин закрывает уши руками. Прокурор Елена Гурьева беззвучно плачет.
– Почему УЗИ не сделали? Почему анализы у ребенка сразу не взяли, а только потом, когда я настояла? Первый раз поступили – врач-педиатр дежурит. Второй раз – опять педиатр. Где инфекционист? – спрашивает у врачей Лариса.
Заместитель главного врача Владимир Ярков в суде объясняет, что раньше, когда было большое количество врачей-инфекционистов, и отделение было рассчитано на 100 коек, дежурили инфекционисты. Когда отделение сократили до 25 коек, осталось всего три инфекциониста. Поэтому дежурства совмещают, и в инфекционном отделении дежурят и педиатры, и терапевты.
– Я – мать, почему я должна ходить к своему малышу на кладбище? Вы не думаете, что вам все равно придется отвечать за это? Пусть не здесь, пусть перед Богом придется, – срывается Лариса Полуянова. Сзади ее по спине похлопывают свекровь и подруга, просят успокоиться. Лариса садится на скамейку, закрывает лицо ладонями, опускает голову вниз и качает головой из стороны в сторону.
– Я за каждого больного отвечаю. Любое мое слово, любая запись пойдет в прокуратуру, в суд, – отвечает Владимир Ярков.
Судья предоставляет право задать вопросы адвокату обвиняемой Дмитрию Мартину. В этот момент выясняется, что адвокат сидит в наушниках.
– Я не могу ее защищать. Еще вчера я сказал, что болею. Я – существо эмоциональное. Единственный мой способ дожить до конца сегодняшнего дня – не снимать наушники. Давайте вызовем врача, я с удовольствием уйду на больничный. Сделайте мне замечание. Пусть меня отстранят, пусть даже уволят.
– Вы назначены адвокатом. У вас есть вопросы к свидетелю? – спрашивает судья.
– Да, конечно, я же готовился, – уже никуда не уходит Дмитрий Мартин.
Адвокат выясняет, что про тяжелое состояние Полины заведующая инфекционным отделением Виктория Носкова узнала лишь 10 мая 2013 года в 23.40 – в то время, когда состояние уже было крайне тяжелым, и даже придя в это время в отделение, Виктория Носкова уже вряд ли бы смогла помочь.
– Она-то, по сути, меньше всех виновата, а судят почему-то только ее, – даже начинает сочувствовать подсудимой бабушка Полины Маргарита Николаевна. – Хоть бы и пришла она тогда, что бы сделала? Если ребенка сразу уже неправильно лечили.
По мнению мамы и бабушки Полины, виноваты в смерти ребенка педиатры Надежда Кошуба и Денис Плотников, которые не смогли поставить точный диагноз и назначить правильное лечение, а также реаниматологи Татьяна Чеснокова и Владимир Барсуков, которые отказывались сразу оставить девочку в реанимации. Руководство больницы женщины винят в том, что в окружной больнице нет четкой организации, и в том, что, видя тяжелое состояние девочки, ее не отправили в Пермь.
– Скажите, если бы Полину сразу положили в больницу, а не отправили ночью домой, она была бы жива? – спрашивает Лариса Полуянова главного врача Виталия Козловского. Он отвечает, что да.
Эксперты причиной смерти называют «генерализованную бактериальную инфекцию (гнойный менингит, сепсис), осложнившуюся полиорганной недостаточностью с кровоизлиянием в надпочечники (синдром Уотерхауса – Фридериксена)».
Дежурный врач-педиатр Денис Плотников в суде признает, что диагноза “менингит” у него «не было до последнего».
Обвинение в связи со смертью девочки предъявлено заведующей инфекционным отделением Виктории Носковой. За неоказание помощи больному, повлекшее смерть человека, ее могут наказать исправительными работами на срок до четырех лет или лишить свободы на срок до четырех лет.
Виктория Носкова в суде говорит, что признает свою вину частично, и виновата в том, что после звонка дежурного врача Дениса Плотникова не пришла в отделение. Подтверждает, что, теоретически, у нее, как у заведующей отделением, больше полномочий для перевода больного в реанимацию, но на самом деле у заведующей отделением никаких преимуществ нет:
– Когда я дежурила и требовался перевод в реанимацию, я точно также сталкивалась с проблемами. К моему сожалению, на практике мы все равны.
– Сейчас, смотря назад, вам есть в чем себя упрекнуть? – спрашивает судья.
– Да, сейчас бы я встала и пошла. Это был единственный случай, когда я не пришла в отделение, – отвечает врач.
– А если бы пришли? – продолжает задавать вопросы судья.
– Ничего бы не поменялось в лечении. Только мы бы уже вдвоем с дежурным врачом бились, чтобы в реанимацию перевести. Может, до Яркова бы дошли, чтобы перевести, – говорит Виктория Носкова.
В качестве компенсации морального вреда Лариса Полуянова просит взыскать с окружной больницы 5 миллионов рублей. Судебные заседания продолжаются.
Хронология смерти
Днем 9 мая 2013 года у годовалой Полины Полуяновой поднялась температура. Мама подумала, что это режутся зубки, и поставила жаропонижающие свечи. Ночью, когда температура стала высокой, Лариса вызвала “скорую”. Фельдшер назначил литическую смесь и предложил ехать в больницу. Лариса не соглашалась, ее муж написал письменный отказ от госпитализации. Но фельдшер “скорой помощи” побеседовал, объяснил, что лучше ехать в больницу, чтобы ребенок был под наблюдением, и Лариса согласилась.
Ночью 10 мая Полина с мамой поступили в инфекционное отделение. Дежурный педиатр Надежда Кошуба поставила диагноз: ОРВИ под вопросом и прорезывание зубов. Также Надежда Кошуба предложила лечь в больницу, но Лариса отказывалась. Остаться в больнице Лариса Полуянова соглашалась лишь до утра. После чего Надежда Кошуба сказала медсестре, что если температура спадет, мама с ребенком могут ехать домой, а если нет – то госпитализировать. После литической смеси ребенка вырвало, к утру температура спала, медсестра вызвала такси и отправила маму с ребенком домой.
10 мая в 18.20 Полину с мамой снова на «скорой» привезли в инфекционное отделение. Дежурный врач-педиатр Денис Плотников поставил диагноз «ОРВИ под вопросом» и «нейротоксикоз», назначил лечение. Анализы у Полины взяли только на следующее утро, поскольку дежурный врач посчитал, что экстренных показаний для взятия анализов нет.
10 мая в 19.00 девочку отправили в реанимацию, чтобы поставить катетер для внутривенных инъекций. Катетер реаниматолог Татьяна Чеснокова поставила в шею и отправила обратно в инфекционное отделение. Во время капельницы катетер вышел из вены, лекарство шло подкожно, шея у ребенка разбухла. Девочку снова срочно отправили в реанимацию, где катетер реаниматолог Станислав Барсуков поставил под ключицу.
Несмотря на просьбы педиатра Дениса Плотникова, который видел, что состояние ухудшается, в реанимацию Полину не переводили, поскольку не было свободных мест. Денис Плотников созванивался с заведующей инфекционным отделением Викторией Носковой, которая по телефону скорректировала назначенное девочке лечение. Состояние ребенка ухудшалось, и в два часа ночи Станислав Барсуков перевел из реанимации в травматологию двенадцатилетнюю девочку и на освободившееся место положил Полину. К этому времени девочка уже потеряла сознание.
Заведующая реанимацией Татьяна Чеснокова говорит, что утром 11 мая созванивалась с реанимационным центром в Перми и просила транспортировать девочку, но ей отказали. В реанимации окружной больницы девочка пролежала до 13 мая. В этот день ее повезли в Пермь на реанимобиле. По дороге у нее была остановка сердца. В Перми девочку уже не спасли.
