В начале февраля Софья Наборщикова и Ирина Чеснокова, будущие журналистки, приезжали в Кудымкар встречаться с настоящими коми-пермяками и писать портретные и путевые очерки. Мы с удовольствием договорились о встречах и вместе с девушками съездили в гости к коми-пермякам, а сегодня публикуем продолжение из одной студенческой работы.
«Спустя пару минут Людмила Дмитриевна приглашает нас за стол.
– Сейчас будем есть ячневые шаньги. Сур не сделала, закваска кончилась. Попрошу потом у соседки.
– Сур?
– Да, сур, домашнее пиво. Бабушка моя всегда на русской печи зерно проращивала. И мы, когда были маленькими, поднимались на печь и зерно у неё таскали. Оно, когда влагой напитается, сладкое и хрустит на зубах. Мы его ели как семечки. Бабушка ругается, а ты таскаешь. А потом из остатков она варит сур, – смеётся журналистка Елена Истомина.
– Не болтайте, ешьте, пока пузо не лопнет, – шутливо сказала Людмила Дмитриевна. Она выложила шаньги на белую тарелку с каёмочкой. От них шёл ароматный пар, наполняя комнату уютом домашней кухни. Елена рассказала, что когда напекут много пирогов с разными начинками, картофельные шаньги съедаются первыми, потом с капустой, и только в конце – ячневые, когда все уже наелись.
Когда я откусила первый кусочек, вкус напомнил мне кефирные оладьи, а крупа слегка похрустела на зубах, но вкус был потрясающий!..
Людмила Дмитриевна продолжала хлопотать у печи. Мы сидели за столом и уплетали шаньги, как вдруг её взгляд упал на мои ноги, и она удивлённо охнула:
– Ой, вам надо на ноги что-то надеть. Ты чего в белых-то носках, надевай мои тапки!
Между делом, Людмила Дмитриевна продолжала накрывать стол, извлекая из своих запасов всё новые блюда. Места становилось всё меньше, а еды – всё больше. Каждое угощение было приготовлено хозяйкой.
Последним на столе оказался сыр, небрежно нарезанный на скорую руку.
– Сыр-то вчерашний. Попробую, а то вдруг отравлю, – шутя, накладывая очередную порцию шанег на тарелку, проговорила Людмила Дмитриевна.
– Я с рождения ем сыр, который не портится месяцами. Думаю, что я буду в порядке, – ответила я.
Комната наполнилась смехом, и я задумалась о том, насколько проще жить в городе. В суете большого мегаполиса легче зайти в магазин и купить всё необходимое, чем тратить время на приготовление и закупку продуктов.
В деревне, где живёт Людмила Дмитриевна, всё иначе. Здесь нет доставки, и автобус ходит всего четыре раза в день. Эти условия «выживания» заставляют местных жителей быть более самостоятельными и ценить каждую крупинку.
Беседа продолжалась, и Людмила Дмитриевна охотно делилась своими историями. Она говорила о том, как переехала в деревню, выйдя замуж, и как этот шаг стал для неё началом жизни в новой деревне.
Особенно ярко она описывала свои поездки на квадроцикле за ягодами в лес.
– Десять километров по ухабистым тропинкам – это не просто дорога, а настоящее приключение, – говорила она, и в её глазах загорались искорки.
– Хлебом не корми, всё буду говорить, говорить, говорить! – с улыбкой заметила хозяйка.
– Вы держите скот?
– Ну, сейчас уже мало скота – одна корова, курица, поросёнок, но его зарезали уже. Так я по восемь бычков держала. У меня и лошадь была. Это заработок у нас: выращиваешь скотину, потом продаёшь её. А на эти деньги ты можешь позволить купить себе мебель, бытовую технику, помочь сыну, дочери. В деревне нет таких заработков, чтобы можно было сразу себе что-то позволить.
– За счёт этого экономия идёт, что все продукты свои. Получаешь урожай – часть себе оставляешь, а часть продаёшь, – добавляет Елена Истомина.
Когда шаньги были съедены, а печь – истоплена, Людмила Дмитриевна поставила в неё второй чугун с картошкой для домашнего скота. Мы вышли на порог, и я ощутила, как воздух наполнялся свежестью и прохладой.
Мы прошли в пристройки, в небольшом хлеву стояла корова – единственный представитель крупного рогатого скота. Хозяйка подошла к корове и потрепала её за холку. В нос ударил резкий запах жатого сена и навоза.
Мы вышли, свежий воздух вновь обнял нас, наполняя лёгкие ароматами трав и промёрзшей земли. Людмила Дмитриевна закрыла дверь за собой, и я огляделась вокруг. Людей не было видно, а на улице стояла глубокая тишина, лишь изредка собаки переговаривались друг с другом.
– Проводите мероприятия в деревне?
– Да, стараюсь много проводить. Недавно вот проводила «Анягур» – сожжение кострики после обработки льна. С Косы даже приезжали. Сначала мы лён мяли, потом растрепали, а остатки сожгли. Пойдёмте покажу вам наш клуб.
Мы доехали на машине, а Елена и Людмила Дмитриевна решили прогуляться пешком. Пока мы выходили из машины, у нас оставалась пара минут, чтобы насладиться тишиной и осмотреть площадь.
Мне бросилась в глаза маленькая сцена, напоминающая веранды детских садов, и баскетбольное кольцо, которое, казалось, ждало юных спортсменов, которых на всю деревню было всего пару человек. Небольшое одноэтажное здание выглядело как обычный деревенский дом, с парой окон со стеклопакетами и большими дверьми при входе.
Всё вокруг выглядело так, словно время здесь остановилось пару десятков лет назад. Простые постройки, огороды и отсутствие городской суеты.
Журналистка поделилась с нами интересной историей, которую ей рассказала Людмила Дмитриевна, пока они шли к нам, о том, как Людмила Дмитриевна начала работать в клубе. Когда муж перевёз её в новую деревню, Поносова, она, в силу своего характера, решила устроиться в клуб и не сидеть без дела. По её словам, в клубе даже окон не было – они были заклеены клеёнкой, и в помещении было холодно.
Однако Людмила Дмитриевна не сдалась. Она написала стихотворение о проблемах деревни и самого клуба и обратилась к местным властям. «Если не починят здание, я пойду на телевидение», – заявила она. Вскоре после её обращения прибыли рабочие и установили новые окна.
– Я работаю в тут на полставки, девять тысяч в месяц. Это зарплата? На них же я стараюсь проводить праздники в деревне. Порой местные жители помогают. А в особенности муж, который мне воплощает мои задумки.
Двери старого дома заскрипели, Людмила Дмитриевна открыла нам вход и любезно пригласила внутрь. Нас встретила стена длиной в несколько метров, на которой было около трёхсот дипломов и наград за её достижения. Над ними красовалась надпись: «Бур лун, дона ёрттэз!», что в переводе означало «Добро пожаловать, дорогие друзья!». Всё вокруг было уютное, но далеко не новое. Несмотря на заметные следы времени, в доме царила тёплая обстановка.
Внутри стоял небольшой столик, который принесли местные жители, и старые кресла, будто из театра, а печи в стенах с облупившейся краской напоминали о прошлом, создавая атмосферу ностальгии. Каждый предмет в комнате хранил в себе воспоминания о былых временах и о жизни, которая здесь протекала.
Навстречу нам выбежал маленький и пушистый здешний жилец, который с любопытством осматривал нас. Кот остановился, прищурив глаза, оценивая, кто же пришёл в его дом.
В этом здании чувствовалась душа Людмилы Дмитриевны. Она сама обустроила это место, а на стене висели её дипломы.
Справа от входа был её кабинет, по середине комнаты стоял ткацкий станок, небольшой столик для работы и синтезатор. Людмила Дмитриевна сказала, что играет на нём, точнее, учится. Скоро мероприятие, и Людмила Дмитриевна хотела бы попробовать сыграть для жителей деревни.
– Вот я тку половик, как вам? – указывая на ткацкий станок, спросила она.
– Очень красиво!
Дальше Людмила Дмитриевна показала нам большой зал. Старая сцена еле держалась, а театральный занавес заменяли шторы, вероятно, сшитые кем-то из местных жителей. Если забраться на сцену, то можно увидеть множество предметов, которые делал муж Людмилы Дмитриевны.
Впереди расположился мини-музей «Бабушкин чуланчик», представляющий собой вид крестьянской избы с различными старыми вещами: фонарём, ступой и старыми льняными тканями, которые Людмила Дмитриевна собирала на протяжении нескольких лет их было более 50-ти тканых полотен, и ни один узор не повторялся. Все это она потихоньку собирала у мамы и от людей, сохраняя память о традициях и ремёслах, которые были и остаются частью её жизни.
Каждый экспонат в этом мини-музее рассказывал свою историю, и Людмила Дмитриевна делилась воспоминаниями о том, как и откуда они появились, создавая настоящую связь между прошлым и настоящим.
– Вот печь такая большая была, там вся семья мылась да спала. Первая сноха заходит – своих детей моет, а за ней вторая, а потом уже, когда все помоются, можно и спать лечь в неё. Около неё стояла лопата, чтобы детей засаживать в печь, кочерга и мутовки, иными словами – миксер. Тут у меня мутовки все с нечётным количеством веточек. Плоха та хозяйка, что плутовку хранит в доме. А это считается просто. Садится хозяйка и говорит: мутовка, плутовка, мутовка…, – рассказывает Людмила Дмитриевна.
И спустя какое-то время добавляет:
– Хотите примерить коми-пермяцкий наряд?
Как тут откажешься? Через пару минут Людмила Дмитриевна натянула на меня узкое платье 44-го размера и рубашку – она щедро предложила своё. Наряд был расписным и пах старой одеждой из сундука.
Мы проговорили ещё около получаса, прежде чем попрощаться, пообещав вернуться. За всей этой теплотой скрывается печальная реальность: деревня увядает. Молодёжь уезжает в поисках лучшей жизни, а небольшие деревни расселяют, чтобы не тратиться на чистку малоиспользуемых дорог. Но люди всё ещё живут здесь, сохраняя свои традиции и обычаи.
Людмила Дмитриевна стала хранительницей местной культуры и символом борьбы за сохранение душевного тепла в условиях, когда всё вокруг меняется и часто утрачивается. Её история – это не только рассказ о жизни в деревне, но и напоминание о важности сохранения культурного наследия, которое, несмотря на все трудности, продолжает жить в сердцах людей».
